«Большая игра» русских и британских спецслужб в Донбассе

О противостоянии российских и британских спецслужб в Донбассе, развернувшемся в начале 1870-х годов в рамках «Большой игры» — глобального соперничества двух сверхдержав XIX века расскажет нашим читателям петербургский кинорежиссёр Александр Сирый:

— Работая над фильмом о Донбассе, неожиданно для себя нашёл ряд документов, которые говорят о другом Джоне Юзе: сам город, отцом-основателем которого он стал, его слегка возвышает, создаёт некую ауру, идеализирует. 

На самом деле Юз — акула империализма со всеми вытекающими последствиями: давал взятки, обманывал и подставлял даже своих, но в той среде это являлось нормой.

Сейчас у меня появляются источники (есть основание сказать), свидетельствующие, что освоение Донбасса стало большим инвестиционным проектом, ради которого в 1867 году продали Аляску, а шестью годами раньше решили социальную задачу связанную с освобождением крестьян, создав в стране рынок труда. Руководство страны геополитически рассматривало Донбасс: не надо забывать, что прошло каких-нибудь полтора десятилетия со дня окончания неудачной для России Крымской войны, сопровождавшейся потерей затопленного в Севастополе Черноморского флота. Россия готовила модернизацию ВМС, и ей нужна была металлургия: тем более, что в 1871 году с Чёрного моря сняли статус демилитаризованной зоны.

Поэтому дальнейшие поиски привели меня в Военно-морской архив, расположенный в Санкт-Петербурге на Серебристом бульваре: очень большую роль в основании нынешнего Донецка сыграло российское Адмиралтейство. И, в частности, считаю, что на самом деле отцом-основателем Донецка должен считаться адмирал флота Великий Князь Константин Николаевич, а самого Джона Юза нужно рассматривать как первого городского голову: его, как инвестора, направили в Донбасс, сказали где строить, и он построил завод, который оброс всем остальным. По ряду документов прихожу к выводу, что в экономическом смысле Юзу всё диктовало правление из Лондона, а в стратегическом плане Санкт-Петербург самоуправства ему не позволял.

Есть такая знаковая личность и для Донецка, и для Донбасса, и для России, которая незаслуженно находится в тени — это капитан первого ранга Леонид Семечкин, один из лучших контрразведчиков ( военных агентов) своего времени. Он в 1871 году, ещё будучи в чине капитан-лейтенанта, по заданию Адмиралтейства и Русского Технического Общества совершил инспекционную поездку в Донбасс, о чём сохранился интересный отчёт — масштабный документ с подробным описанием того, что делали англичане.

— Неужели в России того времени не было профильных специалистов в области металлургии и горного дела, которых можно было бы использовать для инспекции?

 Промышленное освоение Донбасса с первых дней оказалось в поле зрения, как английских, так и русских спецслужб. В числе британских акционеров Новороссийского общества находились представители как военно-промышленного комплекса, так и разведывательных структур морского ведомства. Со стороны России исследованиями Донецкого кряжа занимались подконтрольные Адмиралтейству Императорское географическое и Русское Техническое общества, значительную часть членов которых составляли военные моряки. Пусть современного читателя не смущает такая расстановка сил: главным приоритетом географической науки во всём мире в те годы являлись оборонные программы. Достаточно вспомнить известного исследователя Азии Николая Пржевальского — офицера Генерального штаба, чьи научные труды, принесшие ему мировое признание, являлись не более чем попутными результатами его разведывательной деятельности. Что касается роли морских офицеров в техническом развитии страны, то здесь объяснение простое: из всех родов вооружённых сил флот не только наиболее восприимчив к новым технологиям, но и сильнее остальных зависит от них.

Поэтому в 1871 году председатель Государственного совета Великий князь Константин Николаевич лично командирует в Донбасс своего адъютанта Леонида Семечкина, имевшего за плечами большой опыт секретных операций, с целью детального выяснения состояния дел в угольной и металлургической отраслях, а также в строительстве железных дорог и прочей инфраструктуры, работавших на грандиозный план быстрого развёртывания тыла Черноморского флота. Почти год продолжалась кропотливая работа, её итогом стал объёмный доклад, рукописный текст которого насчитывал более двухсот страниц: фактически это была первая монография, посвящённая проблемам экономики нашего региона. Потребовалось несколько заседаний РТО, чтобы выслушать его полностью, изучить огромный пакет документов, записок, смет, справок, планов и образцов, провести необходимые консультации с ведущими отечественными учёными, инженерами, военными и предпринимателями.

Сущность миссии Семечкина раскрывает его письмо известному железнодорожному инженеру барону Карлу Унгерн-Штернбергу. Вот его фрагмент:

«Получил Вашу записку о целесообразности соединения всех металлургических и мануфактурных заводов Херсонской, Таврической, Екатеринославской, Харьковской и Воронежской губерний, а также некоторых объектов, проходящих по линии Морского ведомства единою железною дорогою с особыми полномочиями. В приложенном Вами списке необходимо исключить английские заводы Новороссийского общества в силу их особой значимости для развития южной железоделательной промышленности и из соображений сохранности государственной тайны. Во время последней поездки я получил прошение от заводского управления в ходатайстве организации собственного картографического отдела для нужд завода, в чём выразил своё убедительное сомнение. В силу законного положения правления обществом на территории Британской короны всё делопроизводство ведётся на английском языке, что доставляет крайнее неудобство для нашей инспекции и требует моего личного участия. Также, прошу исключить, вплоть до особого распоряжения, казённые склады Морского ведомства в Таганроге и Бердянске. Сам проект Ваш имеет огромную государственную значимость и потребует немалых средств, а также создания особого концессуального положения, о чём я непременно поставлю в известность Его императорское Высочество перед ближайшим заседанием Государственного совета. Это будет означено некоторыми трудностями, в связи с серьёзным положением наших дел в Туркестане, первостепеннейший вопрос по которому будет подниматься на совете. В случае заинтересованного ответа, сообщу кратко о Вашем предложении в докладе Русскому Техническому Обществу, который хочу представить на весенних слушаниях…»

Остановимся на нескольких важных моментах. Первый из них — прошение Юзовского заводоуправления о разрешении организовать собственный картографический отдел, в связи с чем Семечкин высказал глубочайшее сомнение. Будучи военным, он прекрасно знал, кто на самом деле работает в этой отрасли, и небезосновательно предполагал возможность создания благовидного прикрытия для разведывательной резидентуры в случае реализации замыслов англичан.

Тем более, что сам Юз в Донбассе реализовывал мирными методами типичную британскую колонизационную схему, занимаясь расширением земельных владений Новороссийского общества. Семечкин пишет в своём отчёте для РТО: «Юз создаёт только одну лишь видимость работы, приказавши держать домну до полного исправления на холостом ходу. Доменная печь шла четыре месяца, работая единственно для каких-то высших видов предпринимателя».

Этими самыми «высшими видами» для валлийского бизнесмена в то время и являлась скупка у помещиков земель, на которых были обнаружены богатые месторождения полезных ископаемых, а совсем не стремление дать качественную продукцию в руки потенциального противника его страны.

Слова о делопроизводстве Новороссийского общества являются одним из объяснений того, почему секретную миссию поручили именно морскому офицеру: в России ещё каких-нибудь сто лет назад люди, владеющие английским языком, были очень большой редкостью, а среди представителей сухопутных профессий таковые практически отсутствовали. А язык, непонятный основной массе окружающих, с успехом может использоваться в качестве простейшего и, вместе с тем, достаточно надёжного средства криптографии.

И, наконец, Семечкин упоминает о серьёзном положении дел в Туркестане, где столкнулись русские и британские интересы: этот регион планеты в то время был основным театром «Большой игры».

— Вы упомянули о том, что в числе акционеров Новороссийского общества имелись представители спецслужб и военно-промышленного комплекса…

— Анализ списка четырнадцати изначальных акционеров завода показывает, что его участников можно разделить на четыре группы. Первая — «чистые» коммерсанты, как Джон Юз. Вторая — русские придворные: личные связи в наших реалиях всегда высоко ценились. К третьей относились те, чей бизнес сросся с британской политикой. Четвёртую составляли военные.

Остановимся на последних двух. К английским предпринимателям, имевшим политические интересы, относились семейства Гуч, Брасси и Огилви, являвшиеся держателями крупных пакетов юзовских акций, а также акционер-миноритарий Роберт Пил, приходившийся двоюродным братом своему полному тёзке, бывшему премьер-министру Великобритании.

Джон Вирет Гуч имел на руках 500 простых акций Новороссийского общества: столько же было у Юза, все остальные получили привилегированные акции. Кроме него акционерами стали его брат Дэниэл и племянник Чарльз, каждый из которых держал по 100 акций. Оба брата руководили строительством и эксплуатацией целого ряда железных дорог в Великобритании, а младший — Дэниэл ещё сыграл важную роль в прокладке первой трансатлантической телеграфной линии и зарекомендовал себя как изобретатель одного из лучших паровозов того времени. С 1865 года на протяжении двадцати лет Дэниэл Гуч избирался депутатом британского парламента от Консервативной партии. Выступать с трибуны он не любил, и ни разу не воспользовался этим правом, зато считался мастером работы в округах, комитетах и кулуарах. В знак признания заслуг сэр Дэниэл был возведён во дворянство, а в последние дни жизни бюллетени о состоянии его здоровья печатали самые влиятельные британские газеты: этого удостаивались очень немногие.

250 акций приобрели отец и сын Брасси. Обоих звали Томасами, но их таланты реализовались по разному: отец проявил себя как могущественный бизнесмен, сын стал не менее влиятельным политиком. Таких, как Томас-старший, в англоязычных странах называют self-made man — человек, создавший себя: коммерческая жилка у него проявилась сразу же по окончании школы, когда он стал учеником землемера. Тогда в Англии был строительный бум, в связи с чем землеустройство оказалось выгодным делом но, Брасси умел смотреть глубже: он обзавёлся собственным производством стройматериалов. Дальше произошло то, что в экономической науке называется слиянием капиталов: Томас удачно женился, его спутница жизни оказалась не только богатой, но и умной. Именно супруга посоветовала ему принять участие в тендерах на возведение железнодорожной инфраструктуры: сооружение одного сложного участка на линии Бирмингем — Манчестер подняло деловую репутацию Брасси на высочайший уровень. Заказы посыпались как из рога изобилия: его фирма построила одну треть всей протяжённости железных дорог Великобритании и двадцатую часть стальных магистралей в остальной части мира. Суммы контрактов измерялись миллионами фунтов стерлингов викторианской эпохи, которые были в 325 раз дороже современной британской валюты. По степени влияния на мир Брасси-старшего даже сравнивали с самим Александром Македонским.

Его сын избрал карьеру политика: долгое время был депутатом парламента от Либеральной партии и его представителем в лондонском адмиралтействе, секретарём морского ведомства, возглавлял Королевскую комиссию по опиуму, получил кресло губернатора штата Виктория в Австралии, возведён в звание пэра, и стал членом палаты лордов.

К семейству Брасси был близок и другой обладатель 100 акций Новороссийского общества — строительный магнат Александр Огилви, а один из его сыновей впоследствии даже входил в правление завода.

Теперь присмотримся к военным. По 100 акций получили британский оружейный магнат сэр Джозеф Уитворт, разбогатевший на поставках винтовок собственной системы южанам в годы Гражданской войны в США, и русский генерал Оттомар Герн, создатель фортификационных сооружений, диверсионных подводных лодок и торпед, которые тогда именовали «самодвижущимися минами». Что касается Герна, то он в рядах акционеров также был близок к придворной партии, и, по некоторым сведениям, мог представлять интересы Великого князя Константина Николаевича.

Капитан британского королевского флота Генри Александер обладал всего двумя акциями, но его тестем был другой акционер, к которому стоит присмотреться особо. Это контр-адмирал сэр Уильям Солстонстол Вайсмэн: его, обладателя 40 акций, включили в число членов первого правления Новороссийского общества. Почему вдруг бывалому «морскому волку», прославившемуся завоевательными операциями в Новой Зеландии, где англичанам приходилось действовать не только силой оружия, но и заниматься элементарной скупкой земель у маори, оказали столь высокую честь, несмотря на то, что имелись акционеры с куда большим числом голосов?

Ответ на этот вопрос надо искать в том, что Уильям Вайсмэн в британском Адмиралтействе пользовался репутацией непревзойдённого «рыцаря плаща и кинжала», побывавшего с тайными миссиями во многих странах мира, в том числе и в России. Обстоятельства смерти адмирала Вайсмэна тоже окружены завесой тайны: летом 1874 года он ушёл из жизни при невыясненных обстоятельствах, находясь в США по особому заданию британского правительства. Чем он занимался тогда — доподлинно неизвестно, однако спустя четыре года после его смерти Россия разместила на американских верфях крупный заказ на постройку четырёх броненосцев. Этой операцией руководил Леонид Семечкин.

Возвращаясь к личности Вайсмэна, стоит отметить, что он оказался одним из семи учредителей Новороссийского Общества: кроме него в их число вошли Александр Огилви, братья Гуч, отец и сын Брасси, а также оружейник Уитворт. Членами первого правления, избранными от обладателей привилегированных акций, кроме самого адмирала, стали Томас Брасси-младший и Оттомар Герн.

Вырисовывается очень интересная картина: один из учредителей представляет интересы британского военно-промышленного комплекса, за вторым стоит не просто лондонское адмиралтейство, а его секретные службы, а в правлении общества вместе с Вайсмэном заседает парламентарий, курирующий морское ведомство. Поэтому вряд ли можно назвать случайным делегирование русской стороной своих полномочий военному инженеру Герну.

И еще одна деталь: в архиве сохранилась визитница капитана первого ранга Семечкинав которой есть две интересные карточки. Одна на имя полковника Николая Новицкого, военного агента в Лондоне в 1860-е годы и Charlotte Joghy Weguelin – жены коммерсанта Арчибальда Бальфура,  личности темной и совершенно непонятной. В Донецке есть не безызвестный дом Бальфура и что он здесь делал можно только догадываться. Эти две визитки ни о чем не говорят, но на размышления наводят.

— Занимались ли Уитворт, Вайсмэн и Брасси-младший в руководстве Новороссийского Общества деятельностью, наносившей ущерб государственным интересам России?

— Не исключено. Известно, что на юзовском заводе долгое время не могли выплавить качественный чугун, первые 10 лет сталь производилась устаревшим методом пудлингования, в то время, как в Европе уже вовсю использовались мартеновский и бессемеровский процессы. Кроме того, Новороссийское общество поставляло русским железным дорогам некондиционные рельсы в рамках заранее оплаченного правительством госзаказа: словосочетание «юзовский рельс» у путейцев тех лет стало синонимом заводского брака.

Не секрет и то, что царское правительство изначально намеревалось разместить на заводе Юза оборонные заказы по выпуску броневой стали для флота, но, увидев реальное положение дел, отказалось от этого замысла. К 1910 году Новороссийское общество постепенно отняли у англичан, заместив их русскими специалистами: налицо классическая схема вытеснения.